1
В окно посмотришь — и заест скука.
Весенние зимы — слякоть и мука.
Я пытаюсь работать. Во дворе сука
на кого-то лает или, может, кобель
раскрывает пасть. Я сижу на диване.
Quanto sono stufo di questo cane!..
...Я учу итальянский. Все с водою канет
в лето: а пока — кутерьма, апрель.
Телевизор включаю и жду гротеска.
Не встречаю, однако, эмоций всплеска.
Я хочу погулять, но погода резко
заставляет покоев не покидать;
не хотел бы себе я такой кончины:
снеговиком посреди пучины
стольной с ярмом снеговой личины
колом с рыжей морковью стоять.
Открываю книгу и вижу фигу.
Философия боле не держит интригу.
Может, все же поддаться льдяному игу?
Нет! Пожалуй, я слишком устал
от ваньковаляйства. Мои верши
не считаются. Я бы сказал, что векши
зиждут больше меня. Как по перше
по стволам те скачут. А я — вассал
сего мира. Иначе и быть не может.
Ибо вечно меня меланхолия гложет.
И дела — при их-то отсутствии — тоже.
Так бывает, поколе весною — снег.
Не хочу потеряться в весенней метели.
Мне сказать что-то важное, может, хотели.
Я в постели. Окна, смотрю, запотели.
О куда же ты катишься, ярый век?!..
2
Надо быть попроще. Стало быть, ироний
нам хватило вдоволь. На повестке хроник
побеждали простые. И в своем уроне
ироничность явно сильнее драк.
Стоицизма закончилась эра. Стёба
началась эпоха. И мир прозёван.
Да никто и не видит его особо
за пределами комнат, идей, бумаг.
Наше время — ничто с позиции Бога.
Я сижу на диване. И — как небога —
уповаю на что-то. Родись, эклога!
Нет! Рождается дистих тоски эпиграмм.
Слышу лай кобелиный, возможно — сучий.
Этот мир оживит, знамо, только случай.
Но история нам говорит: везучий
человек сей Земли, пусть немного хам.
Почему в апреле выпадают снеги?
Чтобы Господа помнили мы, человеки,
для которых Бог — в утомительной неге —
это то, где нам нужно вертеться и жить.
Может, выйти на улицу? Авось, замечу
я Его постоянную с грешными встречу:
не как издавна — сретенье, но поистине сечу
с чем-то юрким, не знающим, что прожить.
М-да... В окно посмотришь — и заест скука.
Весенние зимы — слякоть и мука.
Я пытаюсь работать до первого стука.
Это — что-то затеял родимый сосед.
Открываю внове, уже новую книгу.
Я пытаюсь поддаться отрадному мигу.
Может, все же поддаться льдяному игу?
Полагаю, я слишком незрел. Нет.
3
Господи, помози ми,
аще не оцвету в долготу дний,
яко былие,
яко трава,
зане ничтоже во мне вкупе,
токмо слово;
во словесех славлю тя,
обаче во словесех
поучахуся во беззакониих наших.
Мнози глаголют: «Слово Егоже ничтоже».
Господеви рекут: «ничтоже».
Предзрех тя,
обаче ничтоже глаголаша око мое,
ибо велик Господь,
обаче очи умориша мя до зела.
Очи мои — буря водная и глубина.
Господи! Помози такожде чуждим.
Ны!
Ущедри ны познати на земли путь Твой.
Зане враждущии, во словесех нищи,
реша:
«Аз есмь свет,
обаче Господь есмь ничтоже.
Зане очи мои всезнающии».
Слезю, Господеви славу воссылаю.
Царство мое, иначе Аз сам — терние.
Царство чуждих прозирает точию прах
и вино умиления.
Помози ны, Господи!
Аще не оцветем в долготу дний,
яко былие,
яко трава дний неба...
Аще не воскреснем…