Nature vive
Вечер. Приятное одиночество —
время рефлексии и музыки. Акветта,
которую я не пил очень давно,
заставила задуматься: почему ее
не подают в ресторанах? Ведь в ней
вкус нисколько не пьянящего вина,
что становится мягким за счет воды.
Одиночество — это категория немоты.
Но если посмотреть ему в глаза —
о, какие слова польются из уст,
чернилами, густыми чернилами!
Предутрие. Рассвет совсем скоро
расплескает свои померанцевые чернила,
я же — мараю свои, человеческие,
черные. Его краски творят слова,
я их черкаю — мы делаем с рассветом
похожие вещи, только по-разному.
Но в чем-то мы все-таки сходны.
О, я не одинок! У меня есть зори. Я
встречу рассвет и чернила кончатся.
Полдень, в своих лучах трепета, вновь
возвратит немоту. Яркую, как слово,
сотканное на рассвете.
Nature morte
Вечер. Безвоздушно. Одиночество —
и время становится ничем. Почему вино,
что я пью, такое горькое? Его давно
никто не мешал с водой. Однако,
спрашивается, зачем, если оно пьянит,
и дурманит, и веселит. Одиночество —
это категория немоты. Пускай молчит!
Полно его палящих глаз и пустых слов;
пора сказать свое. Густыми, черными
чернилами. Предутрие рождает рассвет,
но я его не вижу — мы разны.
И — в первую очередь — мы в разных
временных рамках. Я смотрю в окно
и не замечаю ничего. Вы спросите:
мерцал ли восход солнца за окном этим
холодным предутрием?.. Я это допускаю.
Но его померанец не достиг моего зрачка.
Мне казалось, на улице — тучи.
Средодневие стало лишь предисловием
к вечеру. День оказался пропитан тучами.
Nature vaporisée. Le néant
Вечер. Ничего нет. Да и вечер —
формальность. Сколь прекрасны и жизнь,
и смерть — и одиночество в них, и слова
в одиночестве, и Бог в словах.
Природа — ничто. Души испарились.
Слова умерли. Звук — не минорен
и не мажорен. Немота. Но та ли эта
немота, что является верным спутником
одиночества? О… Пусть живет природа
живая и природа мертвая. Нет ничего
страшнее её испаренья.