И мёртвые воскреснут в мимолетной красоте,
открывшейся на глазах распахнутыми ставнями,
преодолев звук привычного пробуждения
в тайне времени. Свет промеж стрелками
и временем падёт на только рождённые зрачки.
И тело, катящееся в кипенной белизне,
покрытое холодом, который держал человека
в живых,
восстанет из ныне ненавистной кровати,
открыв окно; одна лишь рука будет сжимать
рукоятку,
словно другая, неизвестная от холода в кругу
мёртвых сезонов и мутной крови.
Благодать, явленная перед рождёнными следами
и вернувшая праху древнее дыхание,
погрузила глаза живого в бездонный колодец,
и в водах его слились память и забвение.
Из нити, которая постоянно сталкивается с шипами,
выходят годы, отражения; меж теменью
каждой нити — световые прорези и воспоминание
в последнем сновиденье самого первого дня;
он, морок, породил более короткие сны
яркими глотками, когда глаза отвергли
первоначальное пробуждение, оставаясь закрытыми
на крылатых отражениях, на душах в виде ласточки
или дитя с кровель; как хранители дышавшего покоя,
которые сошли ощутить веки и сон, и проникли
в память о человеке, который спал
и был близок к смерти, но был воскрешён
из мёртвых,
взыграв светом в Вечной Красоте.
Перевёл Михаил Климовский