Я копался в недрах души, как отцы-пустынники.
Они, искушаясь, цвели, как цветут финики,
окутаны трепетом, напоены тем мгновением,
когда в их сердцах воскресенье творилось сомнением.
Я, напротив же, видел неделями то, что мигово,
и видел мигами краткими – то, что Богово,
увядал в пустоте, как в слове – то дерево фигово,
уходил почасту в часовню, как в свое логово.
И копался в недрах души, как отцы-пустынники.
Они, искушаясь, цвели, как цветут финики,
окутаны трепетом, напоены тем мгновением,
когда один из рассветов для них обернется спасением.
Многий слог я не счел за уныние, пусть говаривал
о́но мних-пустынник давным-давно, разгоняя горево,
разгоняя мысль, – идя к Богу, – разгоняя марево,
и молился нещадно долго, видя в небе – Лазорево.
И копался в недрах души, как Исус в Гефсимании.
Оттого он и стал пустынником, ибо жил в искании,
окутанный трепетом – светлым и теплым мгновением,
кой мы – миряне – обычно зовем молением.