Я копался в недрах души, как отцы-пустынники.

Они, искушаясь, цвели, как цветут финики,

окутаны трепетом, напоены тем мгновением,

когда в их сердцах воскресенье творилось сомнением.


Я, напротив же, видел неделями то, что мигово,

и видел мигами краткими – то, что Богово,

увядал в пустоте, как в слове – то дерево фигово,

уходил почасту в часовню, как в свое логово.


И копался в недрах души, как отцы-пустынники.

Они, искушаясь, цвели, как цветут финики,

окутаны трепетом, напоены тем мгновением,

когда один из рассветов для них обернется спасением.


Многий слог я не счел за уныние, пусть говаривал

о́но мних-пустынник давным-давно, разгоняя горево,

разгоняя мысль, – идя к Богу, – разгоняя марево,

и молился нещадно долго, видя в небе – Лазорево.


И копался в недрах души, как Исус в Гефсимании.

Оттого он и стал пустынником, ибо жил в искании,

окутанный трепетом – светлым и теплым мгновением,

кой мы – миряне – обычно зовем молением.