Cinquième catégorie d'amour
Развивая Стендаля
1
— О чем ты думаешь?..
О море, о зажженной сигарете,
которая пропиталась
морским солёным дыханьем.
Оно — чувство — выходит из него,
и взгляд становится стеклянным.
Глаза не могут уронить ни слова,
и уста, вслед за их поражением, тоже.
Господь не возвышает море.
Он дает ему пениться,
когда она — ищущая свой путь,
своё чистое и непритворное дыханье,
непостижимая — выходит из него.
2
Она смотрела на два живых взгляда —
таких пылких, что в них искрилась тайна,
такая, что украсить её эпитетом —
преступление против Начала,
своей, ищущей покоя души.
И два пылких взора смотрели на неё
и спрашивали её задумчивое сердце:
— О чем ты думаешь?..
Оно же, покрытое вуалью непримиримости,
несказанных слов и не найденных ответов,
смотрело на звезды, пока два горящих чистым
лазурным огнём взора пытались её разгадать.
Тот вечер, дуновением святой, чистой
тишины отверз твердь высоких помыслов.
Но как только один из взоров — в порыве
пламенной страсти — коснулся её кожи,
сотканной из паволоки и нежности, второй,
страдавший врожденным пороком сердца,
и, видимо, думавший о совершенно
других словах (его прикосновение,
соделанное очами смотрело далеко
за пределы кожи, он смотрел
прямо в глаза), потух, упав со скалы
в дольний океан, полный чистоты и лон,
в которых тонула она.
3
— О чем ты думаешь?
О тишине. В неповторимой
красоте это величие,
вызывающее смятение,
в уродстве — низкая
несуразица.
Сколько всего было
сказано и обещано самим
себе в пьяной темноте
нашей молодости,
наших огрехов,
наших ночей,
как часто мы забывались
в ночи, засыпая,
предавая минувшие слова,
и наутро они,
шаткие, невечные, легкие
на подъем возвращались,
вызывали головную боль,
словно после крепких вин
молодых устремлений
и упований.
Сколько было веры
в вечную любовь, и где она?..
Стоит ли оная вера — игры,
а игра — свеч?..
Где все эти обещания:
любить вечно,
не падать во мрак.
Это старость.
О! Тишина оная смогла бы
её полюбить и принять
в свое лоно, если бы
только понимала, что
способна на этот подвиг.
4
Она — всемогущая — могла
получить все, ею восхищались
самые страстные боги на горе Олимп.
Но что не смогло
превратить её в дольнюю богиню?
— О чем ты думаешь? — спрашивала
она саму себя.
Но ответ оставался за кадром
пены дней, взгляда, который
остался в живых после той
страстной, но роковой
для родившейся ради других
слов души.
— О, взор, ты первым отразился
в моих очах.
— Может, я когда-то вернусь
и стану последним.
— Это была лишь страсть,
лишь молодость.
Взор потух, вспомнив
про давнюю смерть зрака, упавшего
в океан беспамятства,
знавшего суть притягательной
красоты её.
5
Она, о она разрушила тот
взгляд, который словно оказался
предан, непонят, замкнут
в шуме волн, ибо он, пытавшийся
защитить, огородить,
столкнулся лишь с голосом
превращающего в пепел,
чистого, но превращающего
в пепел очарования!..
6
Или его соратник, тот, с кем он
жил плечом к плечу, пытаясь разгадать
непостижимую тайну тянущейся
к выси руки; или он разрушил
картину, которая — за гранью
человеческого понимания —
была создана гением чистоты,
простоты?..
7
Иного же давным-давно
тоже толкнули с той же
скалы. Ему пришлось потонуть,
чтобы его исковерканная плоть
вновь ожила. Его никто не умерщвлял,
да и даже если так — он не дал
своему зрачку потухнуть.
Ибо что-то высшее держит нас
на плаву. А старость — побочная
стезя молодости — порождает
иронию. Она — как сухой лист —
воспоминание о прожитых истинах.
8
— О чем ты думаешь?..
Любовь, чтобы преодолеть этот
грешный мир, должна быть несчастной.
Или же напротив?
Мир не подразумевает один
единственный ответ.
Я спрыгнул с пирса и потушил
зажженную сигарету потоком
морской, свежей воды.
О, минута!.. О, вечность!..
9
Я опочил.
Она же, летая в своей
возвышенной тоске,
услышала голос:
— Я умер,
но воскрес. Это оказался голос,
проникший в умирающий взор
другого. Он питал
его словами любви, рыдая
сквозь Божественную улыбку.
— Я умер, но сказал слово,
оживил взор умирающей плоти
и воскрес.
Она расплакалась.
— Я увидел вечность, о Красота!..
Я опочил.
И — воскрес вслед за голосом.
10
И мир воскрес вслед за мною.
Вонми!..