Переводы стихотворений

1. Поэт


Мое пророчество оказалось слепым,

и голос мой оказался немым.

И чем точнее я видел будущее,

тем сильнее мне закрывало очи безвестное отрицание,

тем чаще мой голос говорил правду,

тем сильнее он, пустой, неслышный, отражался,

и да – я говорил, как в самых кошмарных снах,

ведь когда голос для других – лишь его эхо, шум,

для говорящего – это речь, то есть точное видение.

Язык, то есть связанные слова,

стучащие по земле, поломанные, неуслышанные,

как твоя тень, ясная и яркая, что сияет

и предстает пред другими туманным взором

и часто ослепительным, если ты предстанешь не тенью,

                                                        но женщиной.

Мое пророчество оказалось слепым существом,

и слово мое оказалось глухим.


2. Кассандра


Дверь дворца. Статуя Аполлона.

Судно только пришвартовалось, и на краю

                                                дворца Агамемнона 

я вижу лик вернувшегося царя,

который сделал меня невольницей,

меня, красивейшую из дочерей Приама;

они думают, что я – ласточка,

ведь я – чужда их языку, как оная,

внезапно прилетевшая из заморья;

и во дворце, зловонном от крови и смерти,

в опьяняющей багряности драгоценных ковров,

кои царица протягивает вернувшемуся царю,

весь пурпур, извлекшийся из моллюсков со дна

кровоточащего моря; я чувствую смерть,

Хор благоговеет предо мной и вопрошает

о руинах и разрушении моей Трои,

которые я, притом, предсказала,

словно все могло и не сбыться,

и голос вырывался из моего горла тщетно!..

– Они знают, что ты – пророк, – говорил Хор,

но они понимают, что живут в мире,

что не нуждается в пророках и не доверяет им:

теперь я вижу мраморную ванную комнату, куда входит

                                                         Агамемнон,

и кровопролитие его рассеченного тела, рассеченного ею,

неверною женой, которая, воссоединилась

в своей постели с Эгисфом, пока её царь покорял Трою,

уничтожая тех, кто со мной одной крови;

я чувствую, что он поразит его, и потом смерть коснется меня,

виновную в собственном порабощении.

Долой повязки эти и мантию,

вниз, на землю, на эту землю, пропитанную кровью;

и на две части разломан жезл,

как бы мне хотелось, чтобы это было мое проклятое тело,

наказанное Аполлоном за мой отказ ему,

наказанное неверием людей в ту правду, которую я говорю...

Однако все сбывается, когда я предсказываю,

царь на колеснице сомневается в миге, сам того не зная,

потом он спустится... вот, спускается, попирая пурпурные ковры,

попирая тело окровавленного моря,

вот я, не имея ни одежды, ни жезла,

безо всяких оракулов, говорю сама с собой

в час, предшествующий моей смерти.

 

Мое пророчество оказалось слепым,

людской жребий оказался тайной,

счастье – лишь мечтой тени.

И если придет несчастье – даже эта мечта исчезнет

движением влажного полотенца по картине.

Они говорили, что я – словно соловей,

кой никогда не сыт криками и извечно поет

и плачет всю свою жизнь в лесу зол.

Сами того не зная, они насмехались надо мной,

ведь даже соловей счастливее меня!

Боги наделили его тело крыльями,

подарив ему сладкую жизнь даже во плаче.

А мне остается он – голос, неуслышанный и разбитый,

и вместе с ним – видение надвигающегося будущего,

неслышное и слепое в настоящем.

В моих глазах нет тени мечты,

но есть видение непрекращающегося порицания.


Перевёл Михаил Белокаменский

(из цикла «Смерть придёт, у неё будут твои глаза...»)


Смерть придет и посмотрит

                       твоими глазами;

та смерть, что сопровождает нас

с утра до вечера, неусыпная,

глухая, как старый укор совести

или нелепый порок. Твои глаза

будут тщетным словом,

немым выкриком, безмолвием.

Такими ты видишь их каждое утро,

глядя на свое отражение

в зеркале. О, дорогое чаяние,

в тот день и мы узнаем,

что ты – жизнь, и ты – ничто.

Для всех смерть имеет взгляд;

смерть придет и посмотрит

                       твоими глазами.

Будет это, как раздразнить порок,

видеть вновь мертвое лицо

в зеркале, слушать сомкнутые уста.

Мы сойдем в водоворот безмолвными.


Перевёл Михаил Белокаменский

Мы уже слышали её пришествие

под августовским ветром,

под проливными и плачущими

сентябрьскими дождями.

И дрожь пронеслась по земле,

коя теперь, оголенная и печальная,

встречает потерянное солнце...

Теперь, когда оно минует и падает ниц

этой осенью, наступающей

с несказанной вялостью,

лучшее время нашей жизни

протяжно прощается с нами...


Перевёл Михаил Белокаменский

(из цикла «Смерть придёт, у неё будут твои глаза...»)


Исток зари
дышит твоими устами

в конце пустых улиц.

Сереют от света глаза –

нежные капли зари

на темных холмах...

Твой шаг и твое дыханье,
как ветер зари,
окутывают дома.

Город содрогается.

Аромат источают камни,

ты же – жизнь и возрождение,

звезда, затерянная

в свете зари,

скрипе ветерка,
тепле, дыханье...
Опочила ночь.

Ты – свет и утро.


Перевёл Михаил Белокаменский

(из цикла «Смерть придёт, у неё будут твои глаза...»)


Ты земля и смерть.

Твоя погода – темнота

и тишина. Ничто

не живет так далеко от зари,

как ты.

Когда ты кажешься

возрождающей,

ты оказываешься
лишь

мучением,

кое в твоих глазах

и в твоей крови, но

ты не чувствуешь этого...

Живи, как камень,

как твердая земля.

Оплетают тебя 

мечты,

рыдающие движения,
кои ты не замечаешь. Боль,
как вода в озере,

трепещет и окружает тебя.

Это круги на воде.

Ты позволяешь им исчезнуть.

Ты  земля и смерть...


Перевёл Михаил Белокаменский

(из цикла «Смерть придёт, у неё будут твои глаза...»)


Также ты – холм,

и дорога из камней,

и игра в камышах.

И тебе знаком виноградник,

кой в ночи

безмолвствует.

Ты не говоришь слов.

Есть земля, коя молчит,

и она – не твоя.

Есть тишина, коя царит

на растениях и холмах.

Есть воды и поле.

Ты – закрытая тишина,

которая не отступает.

Ты – уста

и черные очи. Ты – тот виноградник.

Это земля, которая

ждет и не говорит ни слова.

Дни прошли

под пылающей высью.

Ты играла с облаками.

Это плохая земля,

чело твое знает сие.

И это – тоже виноградник.

Ты вновь найдешь

и облака, и камыши, и голоса,

как тень луны.

Ты вновь найдешь

слова за пределами короткой

и ночной жизни игр,

за пределами яркого детства.

Будет приятно промолчать.

Ты – земля и виноградник.

Горячая тишина

сожжет поле,

как костры – вечер.


Перевёл Михаил Белокаменский