Стихи

Экспромт в метро

Мне больно за эти одинокие очи,

потому что пока мы спим – они ищут отчий

дом в полом пространстве, то есть

inter parietes. И жизни своей повесть

поиском строят. Они, право, чаще на́с всех

молятся Выси, и как должно – не наспех,

взглядом ризы сини целуя. И с остовом

своим иссутуленным векуют извечным островом,

где нет ни плохого, ни жгучего,

                              что вмиг изъедает нутро.

Я вижу это в глазах напротив в метро.

Развивая мысль

Е. Г.


Я, с высоты своих расплывчатых лет,

нередко твердил, что жизнь – подстрочный ответ

на чувство, однако никак не на грех,

что ветер – оттенок дыхания, но не корявый рех,

что зеркало – средство увидеть свою тень,

что воздух влияньем значительно хуже стен,

что Бог – вездесущ, и, прежде (что странно) всего,

по оному плачет плюющий от краха в Него. 

 

Рассвет за окном. Пишу я, не жалуя кресла,

пусть отдых мне чужд, и поэтому ломит чресла.

 

Я, с высоты своих расплывчатых лет,

нередко твердил, что мир созидает эстет,

что правит миром несовершенным стоик,

что, лишь разбившись о мрамор, ты станешь стоек,

что все же остался правым классик-поэт,

сказав, что смерть, как тема, рождает портрет,

что, приморившись от скопища черных мух,

взыграет на каплях росы русский дух.

 

Рассвет за окном. Как должно: свежо, искристо́.

За дверью негромко доносится скрип и стон.

 

Я, с высоты своих расплывчатых лет,

твердил: сожаленье подолгу кричит вослед,

и вирши сгорят над стихами, как встарь,

и ввек погост не умрет, но умрет цвынтарь,

и действо не терпит глаголов, частицы ж – да,

меняя наклон изъяснения; и то, что нужда

в частицах и строит то чувство – любовь.

И жизнь-то обычно стреляет не в глаз, но в бровь.

 

Рассвет за окном. Я, вроде, совсем не стар.

Но старость во юности стойко сулит мне дар.

 

Я, с высоты своих расплывчатых лет,

нередко твердил, что во многом – конца нет,

что настоящему времени важен предлог,

и то, что прошло – иное не что, как пролог

к сегодня; что я восхвалять не устану Христа,

но грех мне когда-то на век мой сожжет уста,

что вящий в основе виршей – метод,

стиха же – и метод, и чувство, и этот

мотив, тот, что лейт и ведет по дороге лирика,

как Слово (оно ведет и поэта) – клирика.

 

Рассвет за окном. И черная ткань штор

скрывает не только зарю, но и сильный шторм.

 

И сколько еще лет? Столько же, сколько мет.

Ведь время являет шаг, как Бог излучает свет,

всегда. А шаг порождает действо;

и действо лелеет ночь (пусть часто и фарисейство

сквернит и позорит её). Ведь оная 

мать мыслей, подобно лазури морей, – бездонная.

И, стоит отметить,  материя, склонная к полноте,

идет от простого к сложному – и вновь к простоте.

 

На улице – ночь. А я – все исполнен дум.

Но, dubito ergo cogito, cogito ergo sum.

L’ estate

Guardo fuori dalla finestra –

non c'è nulla.

La stagione però è 

piuttosto bella.

E il sole caldo cade veloce sulla

selva, entra lento nelle foglie, nellа


crosta marrone.

Siamo in bell’estate.

Cantano gli uccelli e la ventosi.

E il silenzio completo

come un vero vate

parla e si estende nella mia città.


La vita!

La vita!

Ti ringrazerò, come una persona onesta.

Perché tu sei bella.

Però stai causando un mal di testa.

A volte, certo.

Peraltro, mi sento bene gli ultimi giorni.

Anche se recentemente erano grigi e un po’ marroni.


Sono le foglie d’autunno?

No è la voce di Dio.

Che è tranquillo, però persistente e tanto pio.

Mi sento bene gli ultimi giorni.

La sonore colomba

Mi dona lo Spirito Santo, non lasciando cadere in tomba.


La vita!

Ti ringrazerò, come un uomo onesto.

Eppure oggi darà la risposta a ciò che ieri ha chiesto.

E spesso mi struggo, ma sembra che sempre orni

Il mio secolo. 

Mi sento bene gli ultimi giorni.

Под страхом смерти

Они умрут.

Все. Я тоже умру.

– И. Бродский

 

I.

 

В жизни – одни возни.

В окнах горит темь.

В мире – одни розни.
Это ли смерть? – Тень.

 

Где же Ты? Где, Боже?
Падшие все мы сколь...

Это ли смерть? – Похоже.

Что наша смерть? – Юдоль.

 

Комната. Очень сухо.

Всяк в этой комнате сир.

Нет в ней Господнего уха.

Что эта комната? – Мир.

 

II.

 

Я одинок. Богородица
горестно смотрит в глаза.
Сохла душа – безводица,

где ни слезы, ни Аза.

 

Я одинок. До ужаса.

Все здесь – у смерти ног.

Грех в кислороде кружится.

Я ли один одинок?

 

Смерть воскрепленно хохочет,

стонов неся полотно.

Грех открывает очи:

мир сей – Пилат нов.

 

III.

 

И оттого бессилен.
И оттого убог.

Мир умирает в иле.

Что есть конец? – Бог.

 

Все ведь вернется. Ветер,

дерево, тварь, мы.

Люди за все в ответе.

Люди страшатся? – Тьмы.

 

Тьмы как синонима смерти.

Смерти как сущего зла.

Тьма не во Боге, поверьте,

только – другая тьма.

 

IV.

 

Впрочем, не стоит тварей,
древ и ветров сухих.

Созданы люди во Даре.

Все остальное – их.

 

Жить в темноте, может?..
Так и не страшно жить.

Это ли смерть? – Тоже.

Только другая. Нить

 

мига в простом слове,
сказанном не зазря
внове, и внове, и внове.

В этом ли суть жития?
 

V.

 

Я одинок. К иконе

я подхожу в слезах.

Пыль на моей ладони

это усопший страх.

 

В мире немного мрачно.

Смерть порождает ток.

И вдалеке – прозрачно –

виден Конца исток.

 

В Слове внимая пророчествам,

вижу в окне свет.

В жизни – одно одиночество.
Это ли смерть? – Нет.

 

P.S.

 

VI.

 

Отче, на все Твоя воля!

Если возможно, да
пусть минует недоля,

страшная чаша суда!

 

Бог Я, страшусь смертельно!
Смерти ли?.. – Я человек
в этом саду. Безраздельно.

Но не иду на ночлег...

 

Отче, Я впал в искушенье!

Отче, ведь Я же Бог?

Это ли смерти жженье

чтоб человек превозмог?

 

VII.

 

Отче, на все Твоя воля!

Если возможно, да
пусть минует недоля,

страшная чаша суда!

 

Страшно, и Я моленьем

сею кровавый пот,

чтоб озарить нетленьем

Дух. Ибо немощна плоть!

 

Отче, на все Твоя воля!

Если возможно, да
пусть минует недоля

в день Твоего Суда!..

Лития («Во имя павших!») (поэма)

Но от имени сердца,
от имени жизни,
повторяю!
Вечная
Слава
Героям!..
– Р. Рождественский


I. 

Во имя павших!

Прокричим: «Помним!»

Во имя героев!

Прокричим: «Слава!»


Слава великим героям,

великим героям слава!


Во имя Родины,

Во имя Господа,

Во имя живого,

Во имя святого –

прокричим: «Слава!»

Великим героям слава!


И снова война отечественная.

С Богом!

И снова дело преемственное.

Аминь!

Знаем, знаем!

Наше дело с Богом.

Наше дело  выше всех гордынь!

Наше дело – право!


Оттого прокричим сызнова:

«Новым героям слава!»


Заточили враги воинов в могилы –

умертвили.

Вот, подлецы! Умертвили воинов!

Но поразили ли?

Души ли их истоптали?

Нет!

Не смогли в бессилии!

Не истоптали!

Не поразили!

Воинов плоть заточили,

в земные могилы.

Испепелили!

Живые, испепелили

ме́ртвых!

Но дух,

данный Господом дух

бессмертных

не опалили!


Дух,

данный Господом Дух, – нетленен!

Подвиг,

великий, всевечный подвиг – священен!

Прокричим вновь:

дух — не кровь,

данный Господом Дух, – вечен!

Бой – конечен,

и прах – конечен.


И только память – безлетна,

и подвиг бессмертных – вечен!


II.

Отзвуки,

тихие отзвуки,

громкие отзвуки…

Это смерть поразили солдаты!

Аминь!


Сгинь! Беспамятство подлое!

Сгинь! Презрение памяти!

Сгинь! Предательство гордое!

Сгинь!


Помните,

люди России:

по́ духу наши,

памятью наши,

силою наши.


Помните,

люди!

Прокляните презрение памяти,

люди наши!


Смерть поразили солдаты,

волей,

стальной волей,

волей отцов,

волей дедов!

Стальной волей

поразили смерть.

Аминь!


Смерть поразили солдаты,

войны не страшась

и уповая,

живя,

не боясь,

не боясь

ничего, кроме Бога!

Ничего!

Никого!

Аминь!


Посреди руин,

посреди горести,

почивал,

почивал исполин,

оставаясь

сыном

вольности!

Почивал,

почивал исполин

посреди руин,

меж Земли и выси;

ни мысли,

ни маленькой мысли!

Сдаться!

Сдаться!

Сдаться!

Не в жизнь!

Аминь!


Посреди руин,

посреди разрухи,

почивал,

почивал гражданин

под снарядов

святые звуки!


Почивал,

почивал исполин

посреди руин,

пред дитятею.

И последним дыханием

братию благословлял!

И заклятию

предан был

до конца!

Во имя святого Отца!

Во имя великих святынь!

Аминь!


Отзвуки,

тихие отзвуки,

громкие отзвуки…

Это смерть поразили солдаты!

Аминь!


Сгинь! Беспамятство подлое!

Сгинь! Презрение памяти!

Сгинь! Предательство гордое!

Сгинь!


Помните,

люди России:

по́ духу наши,

памятью наши,

силою наши.


Помните,

люди!

Прокляните презрение памяти,

люди наши!


Ты ли души солдат

упокоила

в недрах своих,

Русь?


Ты ли, плоть их

похоронив,

сохранила их в памяти,

Русь?


Ты ли, горькая, искорёженная

краснотой,

чернотой,

Ты – и праведная, и растревоженная,

перестала

болеть немотой?


Прокричи же

душами воинов!

Прокричи на весь мир!

Прокричи!

Душами воинов,

их матерей,

их сыновей,

их дочерей!

Во имя умерших!

Во имя живых!

Излечи!

Души мёртвых,

души живущих!


Души героев,

души святых!

Сохрани!

Души сынов грядущих!


Я плачу!

Я плачу!

Плачешь ли ты, Русь?

Помнишь ли ты, Русь?


Бои,

Сражения,

Баталии,

всецелую смерть – подалее?


Плотскую смерть,

Телесную смерть!

Но дух!

Дух во Господе,

Дух во истине

остался живым!

Аминь!


Помнишь ли ты, Русь?

Ценишь ли ты, Русь?


Память,

святую память

о падших?

о старших, о младших,

Родину спасших?


Ценишь ли?


Помни,

Русь!

Цени,

Русь!

Прокляни презрение памяти,

святая Русь!


Посреди руин,

посреди пламени

почивал,

почивал исполин,

закутанный

в русском

знамени!


Словно

в плащанице,

словно в одеяле.

Исполины русские,

Исполины русские

гордо почивали!


Сном извечным,

сном предрассветным,

на Земле – скоротечным,

наверху – безлетным.


Сном – смертью:

на Земле смертью,

но жизнью вышних вершин!

Прокричим же заново,

и зычно,

и истово:

«Аминь!»


Посреди войны,

посреди руин.

Летите,

летите в рай!

Там вам место давно есть.

За мир и за честь.

И новый май.

Аминь!


III.

Во имя павших!

Прокричим: «Помним!»

Во имя героев!

Прокричим: «Слава!»


Слава великим героям,

великим героям слава!


Гласом встревоженной матери

крикнем:

«Боже, помилуй!»


Святы Руси зачинатели!

Святы Руси спасители!


Гласом России страдательной

крикнем:

«Боже, помилуй!»


Святы Руси зачинатели!

Святы Руси спасители!


Со духами праведных

скончавшихся –

души Твоих сыновей!

Спаситель!

Спаситель!

Спаситель!

Упокой их в раю, Твоих сыновей!


Блаженной жизни им сохрани, Боже!

Блаженной жизни им сохрани!

Аминь!


В месте упокоения,

Господи, все святые Твои!

В месте упокоения

имеют покой.

Сыновей Твоих!

Сыновей Твоих,

стоявших за Русь горой,

упокой!


Ибо Ты Один – Боже!

Ибо Ты Один!

Аминь!


Помяни, Господи,

души усопших сыновей Твоих,

Помяни, Господи!


В сей день,

в сей час,

в сей момент

новопреставленных.

Помяни, Господи!

Лежащих средь тел окровавленных!


Почивших

в надежде воскреснуть:

в огне ли сгоревших,

от пули умерших – неважно!

Отважно почивших

в надежде воскреснуть!

Помяни, Господи!


Без покаяния!

В сей день,

в сей час,

в сей момент

новопреставленных.

Помяни, Господи!

за веру новопреставленных,

за Родину новопреставленных!

Помяни,

Господи правый!

Не стоит им славы!

Ни йоты не стоит!

Им стоит — лишь вечная жизнь!


А мы станем помнить!

А мы станем помнить

их подвиг безлетный!

Аминь!


IV.

В храме тихо, тихо.

Но горько поет лития.

Внемли́те,

люди!

Внемли́те сердцем!

Внемли́те душою!

Внемлю́ и я.


И сын мой внемлет,

И его – внемлет,

поколе Россия не дремлет

и почивший солдат

не дремлет!


Россия внемлет!


Поколе души героев – присны,

и в храмах поют литии,

вечен

подвиг героев!

Вечен

подвиг Отчизны!

И правы

слова мои!


Во имя павших!

Пропоем: «Помним!»

Во имя героев!

Пропоем: «Слава!»


Слава великим героям,

великим героям слава!


В храме тихо, тихо.

Но горько поет лития.

Внемли́те,

люди!

Внемли́те сердцем!

Внемли́те душою!

В ней — вечная воля житья.


Живите, люди, живите!

Стойте за мир тве́рдо!

Живите, люди, живите!

Живите во имя живых!


Живите во имя ме́ртвых!

И ежель душа

возрыдает за воина –

прошу, люди!

Живите!

Живите же за двоих!


Смертию смерть поправ,

гордо почили кмети.

Кто, Боже, в войнах прав?

Тот, кто не видит смерти?


Тот, кто жизни не видит?

Кто, Боже, в войнах прав?

Гордо почили гриди.

Смертию смерть поправ.


Дороги часто цены.

Доколе им,

воинам,

слава?..

Войны бывают священны.

Воля — нередко кровава.


Мир живет безвременьем.

Воины живут беззаветным.


Нет,

не бывать темени!

Слава героям

безлетным!


Во имя павших!

Пропоем: «Помним!»

Во имя героев!

Пропоем: «Слава!»


Слава великим героям,

великим героям слава!


В храме тихо, тихо.

Но горько поет лития.

Внемли́те,

люди!

Внемли́те сердцем!

Внемли́те душою!

Здесь красной слезою

вторит Русь-плачея.


Ох, сколько же, Русь, ты плакала!

Ох, сколько же, Русь, ты помнила!


Крепись!

Крепись!

Крепись!

Эта война – переломная.


Сменяется мир –

битвой.

Промеж них  поют литии.

Сменяется смерть –

молитвой.

Сменяется смерть –

молитвой!

Сменяется смерть –

молитвой!


Меняемся частью и мы.


Мы – прах.

А прах – конечен.

Мы – Бог.

А Бог – высок.


Подвиг великих вечен.

Стан их пускай и иссох.


Прокричим же

всем норовом русским:

«С Богом!»

Прокричим же

всем норовом русским:

«Аминь!»

Знаем, знаем!

Наше дело с Богом.

Наше дело  выше всех гордынь!

Наше дело – право!


Оттого прокричим сызнова:

«Новым героям слава!»

Христос Воскрес!

«Христос воскрес!», — поют протяжно

В церквах, в домах, на рати днесь.

И маета душе не важна;

Гляди, мой друг! Христос Воскрес!


И ночь очарований полна:

Христос Воскрес! Христос Воскрес!

Звенит, ликуя, колокольня:

Христос воистину Воскрес!


И в храме кротком и нетихом

Пусть льются нежности стихир!

Оставит мир пороков вихорь,

От суеты остынет мир!


«Христос воскрес!», — поют, открыто

Душою жаждая чудес!

Все благодатию омыто!

Христос воскрес! Христос воскрес!

***

Ибо все в этом мире Бог. Говорил в голове голос,

растворяясь помалу в смене жизненных полос.
Ведь я почасту видел виперу, правда,
                                   по полу ползал полоз.
Ибо все в этом мире Бог. Как и плоть,
                                     как и внятность лир.


Я ходил по тропе пустынной, где совсем
                                       не мелькали взоры.
Лицезрел я восходы, закаты, и снова зори.
И сменялись великим богатством земные разоры.
Ибо все в этом мире Бог. Ибо все в этом Боге мир.

Апостасия

Там, с краю... где-то повторно Христос казнён.

Не въявь (то иллюзия), нет; лишь в душах иссту́пленных.
Напротив Него — вопиящие, напротив Него — сонм
святых и немых, ошую — дрянных и насупленных.


Там Господу молятся те, кто смог сохранить Псалтирь,
иль старый молитвослов, иль светлое Благовестие.
Кто, видя остывшую кровь, смог зреть неостывший мир.
Из раза в иной раз осеняя свой стан перекрестием.


Издержки войны с невером? — лишь вящая цельность нас.
Так смысл в смертях святынь, нетленные ввек которые?
Ведь стоит понять одно: умрет коли с краю Спас,
что, бесы, услышите вы уповающих грозной второю?..

***

Вы! Вы слышите этот гул?...это плачут почившие души.
Не тревожьте, прошу, не тревожьте покой их лучше!
...Посмотри, домосед! Покрывает дитя мати;
она шла на концерт, но нисколько ни шла умирать... и...


...вы слышите этот гул?...это там, где-то там... за дверью.
В этих криках нет места покою да маловерью;
там на Господа все уповают, задыхаясь монооксидом —
там и дети, и старики умерщвляются геноцидом.


Господи, Вседержитель! Ты открыл ли ворота рая?
Посмотри! Там стоят сонмы раненых тел, рыдая
у преддверья Эдема. А внизу сонмы плачущих жи́вых
то ли в помощи Вышняго, то ли в душах своих незлобивых.


Господи, Вседержитель! Посмотри, ему только восемь!
Не могу я смотреть на то, как тела ниспадают оземь!..
...слышишь гул, Вседержитель? это плачет навзрыд человече;
он увидел живую смерть, и теперь он навек изувечен!..


Почитать ли псалом?.. Не помочь им ничем, Вышний!..
хоть ты душу излей, хоть всю горечь из сердца выжми.
Но я слышу тот гул. И молитвы людей вполслуха:
«о! услышь же меня! Приклони же, Господь, Твоё ухо...»


Чу! Вы слышите этот гул?...это воют совсем не сирены;
это ропот людских сердец нам доносят тонкие стены.
А за стенами — ад, полымя, порождающие надежду,
что живёт где-то залпов и пущего страха промежду.